– Я должна это сделать, – говорю я.

– Да, конечно, – отвечает он и прижимает к себе мое великолепное красное платье. – Давай быстрее.

И я даю. Я протискиваюсь между прутьями парапета и соскальзываю в воду.

Я погружаюсь, широко открываю рот и на какое-то ужасное мгновение пугаюсь, а вдруг мой дар покинул меня, вдруг я променяла его на симпатичную прическу, красное платье и пару восхищенных взглядов.

И всё-таки он работает. Конечно же, работает. Я вдыхаю воду, прохладная и живительная, она обхватывает мою грудь, наполняет меня и сразу же позволяет мне начать погружаться. У воды неприятный привкус метана от моторов, которые передвигают платформу, но это всего лишь легкий дискомфорт, который я только осознаю и тут же забываю.

Я погружаюсь быстрее, чем когда-либо в жизни. Проплываю под платформой, высматриваю канат, ведущий на глубину, к Бреншоу, которому в лучшем случае остались считаные мгновения.

Вот он: тонкая черная линия на фоне бездонной, смутной синевы. Один из ныряльщиков как раз лихорадочно рвется к поверхности, я различаю лишь черный силуэт. Не знаю, кто это, но выглядит беспомощным и отчаявшимся, и он не замечает меня.

Это последний ныряльщик, пытавшийся добраться до Бреншоу. Когда он прорывается сквозь серебристую колышущуюся поверхность воды, я быстрыми движениями подгребаю к канату и начинаю соскальзывать вдоль него в глубину.

Всё глубже, и глубже, и глубже. Так глубоко под водой я никогда еще не была. Лечу вниз в бездонную, сгущающуюся синеву. И даже еще глубже. Мне кажется, что я чувствую, как увеличивается давление воды, и, может быть, я действительно это чувствую. Но это сейчас не должно меня останавливать.

Рядом со мной вдруг возникает отвесная скала, я смутно различаю растущие на ней кораллы. На меня с интересом смотрят рыбы.

Чем глубже я погружаюсь, тем сильнее сгущается синева, темнеет до черно-серых контуров. А потом я вижу наконец-то человеческое тело, неподвижно парящее в толще воды. Бреншоу!

Его левая нога запуталась в чем-то, я не могу понять, что это может быть. По всей видимости, он хватался за канат в надежде освободиться, но, потеряв сознание, выпустил канат из рук – теперь его руки беспомощно раскинуты в темноте.

Я плыву к нему и собираю воздух у себя в груди – процесс, который тут же начинает выталкивать меня обратно наверх. Мне приходится схватиться за канат, чтобы удержаться на глубине. Последние пара метров самые трудные. Воздух у меня в груди кажется мне каким-то инородным телом, и мне хочется скорее избавиться от него.

Но вот я наконец-то парю рядом с ним. Что теперь? Искусственное дыхание рот в рот. Этому нас учили на курсе первой помощи бог знает сколько лет назад. Не знаю, работает ли это под водой, мне остается только проверить. Я беру в руки голову Бреншоу, как нас тогда учили, слегка наклоняю ее назад. Кажется, это называется растянуть.

Когда я хочу зажать ему нос, я натыкаюсь на прищепку, которой пользуются ныряльщики. Я понятия не имею, как ее снять, поэтому просто оставляю на месте, прижимаюсь губами к его холодным, застывшим, безжизненным губам и вдыхаю в него весь воздух, какой у меня есть, одним осторожным, но уверенным потоком.

Бреншоу слегка вздрагивает. Мне приходит в голову проверить сонную артерию: так и есть, слегка бьется. Он еще жив.

Я выпускаю его из рук и, пока новая порция воздуха копится внутри меня, ныряю чуть ниже, пытаясь понять, что же его там держит. Может быть, мне удастся его освободить? Это было бы лучше всего.

То, что опутывает его левую ногу, оказывается чем-то вроде липкой сети. Понятия не имею, что это такое и откуда оно взялось. Замечаю только, что сеть не поддается, когда пытаюсь ее порвать. Я спускаюсь ниже, дергаю изо всех сил, но безрезультатно.

Я сдаюсь, возвращаюсь обратно к лицу Бреншоу, чтобы дать ему еще порцию воздуха. В любом случае я могу это делать, пока не появятся аквалангисты.

Когда снова прижимаю свои губы к его, он вдруг приходит в себя с таким рывком, что я сжимаюсь от ужаса. Прежде чем я успеваю как-то отреагировать, его руки обхватывают меня, прижимают к нему и он высасывает мое дыхание, отчаянно, панически и жадно – я едва успеваю производить столько воздуха, сколько он требует от меня.

Потом он открывает глаза, смотрит прямо в мои, которые находятся перед ним, и я вижу безграничное изумление в его взгляде. Он видит меня, но не понимает, что здесь сейчас происходит.

Может быть, думает, что видит сон. Но он продолжает крепко держать меня в объятиях. Ни на секунду не ослабляет своей отчаянной хватки, ни на секунду не ослабляет своей жажды воздуха.

Я не сопротивляюсь. Да и с чего бы? Я даю ему дышать через мои жабры, я дышу за нас двоих, и у меня получается, очень неплохо получается.

Так мы и висим вдвоем в непроглядной глубине, над пучиной впадины, сплетясь в тесном объятии. Моя обнаженная грудь тесно прижата к его, а губы слились в бесконечном поцелуе, который для Джона Бреншоу означает жизнь. А для меня? Я не знаю. Но подозреваю, что мой план не сработает.

В какой-то момент начинает казаться, что время остановилось, что мир исчез, забыл про нас так же, как мы забыли о нем. Я начинаю сомневаться в том, что этот мир действительно существовал, не была ли я на самом деле всегда здесь, в этих руках, которые так крепко обнимают меня.

Они уже не дрожат. Но в их силе всё еще ощущается паника, полное отчаяние утопающего.

Но он не утонет до тех пор, пока я рядом. Пока мои губы соединены с его, а его дыхание проходит через мое тело. Моя грудь работает, работает вопреки давлению его рук, но он понимает, что мне нужно вдыхать воду, чтобы я могла дышать за нас двоих.

Хотя… действительно ли он это понимает? Я не знаю. Кажется, он в сознании, но в то же время будто бы не до конца. Так же, как и я не совсем в себе. Чем дольше это продолжается, тем сильнее размываются границы между нашими телами, я уже не знаю, где заканчиваюсь я и начинается он.

И я забываю, кто он, собственно, такой, этот человек, которому я помогаю дышать. Мне приходится напомнить себе: это Джон Бреншоу, бойфренд Карильи. Бреншоу, который пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти, когда я упала в бассейн для рыб перед Тоути-холлом.

Но чем дольше я прижимаюсь к этому парню: кожа к коже, дыхание к дыханию, мои губы к его, – тем меньше я презираю его. Да я вообще не могу его теперь презирать. Его жизнь в моих руках, его дыхание в моем теле – как же я могу презирать его?

Время остановилось. Мы останемся здесь навсегда, дыхание в дыхание, среди прохладной бесформенной тьмы, слившиеся воедино навеки.

Но тут внезапно что-то происходит. Над нами появляются огни. Приближаются звуки аквалангов. Прежде чем я успеваю очнуться от нашего транса, мы оказываемся окружены черными фигурами в ультрапреновых костюмах, на нас светят прожекторы, пялятся потрясенные глаза за мерцающими масками.